Еда, жильё и сигареты бесплатно. Как прочесть объявление на столбе и попасть в рабство

Юлия Сунцова

Вкупе с работой людям обещают бесплатное 3-разовое питание и проживание, бесплатный проезд и одежду, помощь с восстановлением документов и избавление от пагубных зависимостей, а еще — СИГАРЕТЫ БЕЗ ОГРАНИЧЕНИЙ! Заманчивый пакет для той аудитории, на которую оно нацелено.

Часто именно так и начинается человеческое рабство.

Звоним паре «работодателей».

Наша легенда: нужно на время куда-то пристроить родственника, оказавшегося в трудной жизненной ситуации.

Сигареты — всем честно трудящимся!

По одному из номеров отвечает Аркадий.

— 8-часовой рабочий день, выплаты три раза в неделю: два аванса и окончательный расчет по пятницам. У нас — разнорабочие, работа не тяжелая, уборка территорий в основном. Живем на Битце, двухэтажный коттедж, все русские. Питание, проживание бесплатно, на день выдается пачка сигарет, — оттараторивает представитель «работодателя» на автомате.

Заказы на работу, по его словам, поступают и от частных лиц, и от города. Прямо сейчас, например, много вызовов на уборку снега. В месяц у некоторых получается заработать и по 25 тысяч рублей. Живут дружно, не ссорятся, не пьют.

— Алкоголь нельзя, за это мы штрафуем, — поясняет собеседник.

На один коттедж выделяется по две женщины.

— Убирают, стирают, моют. У нас мужики даже посуду за собой не это самое… — хвастает Аркадий и призывает долго не раздумывать, а лучше поскорее заглядывать в гости.

Вопрос про заключение трудового договора, и честный ответ:

— Конечно, нет!

«Реабилитационный центр»

Звоним по объявлению, где обещают помочь СО СМЫСЛОМ ЖИЗНИ:

На звонок отвечает Сергей.

— Ситуация, в которую вы попали, нормальная! Сразу говорим, что медикаментозного воздействия у нас нет. Используем трудотерапию и Божью помощь. Но не думаете, что это секта, мы — не баптисты, не пятидесятники, мы — православные. Два раза в день — собрания: разговариваем, можем Библию почитать, но без фанатизма. По воксресеньям — в церковь ходим, по желанию.

Минимальный курс реабилитации — 1,5 месяца и твёрдое правило: мы не имеем права оставлять человека в том городе, в котором он попал в беду, отправляем в другой регион. Нужны абсолютно новая обстановка, новое окружение, отсутствие возможности сбежать в первые же дни в свои старые компании и втянуться в тот же самый замкнутый круг. Ну и всё. Самое главное, что нужно — это желание человека, — инструктирует Сергей.

Представитель «Помощи людям» предлагает подъехать с бедным родственником на опорный пункт в Люберцы — оттуда начинается пересылка в регион.

— Транспортировка за наш счет. Проходит полтора месяца, ваш человек говорит: «Всё, ребят, хочу обратно, всё осознал, дальше жить могу самостоятельно», пишет заявление на имя руководителя реабилитационного центра и за наш же счет мы его возвращаем в Москву.

Сергей предупреждает: на первые две-три недели после прибытия сотовый телефон изымается. Звонки от родственников и друзей — пожалуйста, хоть каждый день, но только через руководителя, «дабы оградить от всех соблазнов прежней жизни». Беспокоиться не о чем — живут не в хлеву, питание хорошее, обращение — людское. Живем на полном самообеспечение: всё, что заработали, тратим на себя же. Всё, что вырастили в огороде — всё наше, рассказывает представитель сообщества.

Деньги платят в основном частные заказчики, привлекая обитателей «реабилитационного центра», например, к разгрузочно-погрузочным, строительным, ремонтным, уборочным работам.

— Алкоголь и наркотики наказываются, — подытоживает Сергей.

На словах — песня, а на деле — работный дом

На первый взгляд вроде как и звучит всё складно. Тыл для бродяг и неблагополучных, возможность оттолкнуться ото дна и вернуться в социум.

Общественное движение против рабства «Альтернатива» в сорванных нами со столба объявлениях сразу распознают работные дома.

— Все эти объявления — точно про работные дома, в том числе завуалированные под «реабилитационные центры». Между ними есть разница — в том, как варьируются условия: от совершенно невыносимых до сносных. Подобных объявлений нужно сторониться. Не стоит надеться, что там будет так складно и ладно, как обещается на листовках, — комментирует волонтёр «Альтернативы» Алина Ф. (полное имя не раскрывается из соображений безопасности).

Ежедневная зарплата, питание, проживание, проезд, одежда, помощь в восстановлении документов, сигареты. Что на деле? На деле сигареты действительно выделяются! — иронизирует Арина. Но вот со всем остальным уже всё намного сложнее.

— Чаще всего выходит так, что из всех обещанных благ остаётся только РАБОТА. Работу предоставят, сигареты дадут, один раз в день точно покормят и койкоместо в общем бараке точно выделят. Но деньги, как правило, вживую видят только организаторы всего этого дела. Работники денег не дожидаются.

В работных домах, которые маскируются под «реабилитационные центры» (куда люди съезжаются как будто бы за помощью), много рассказывают о пользе трудолюбия, и том, как прилежание исцеляет души, а молитва — избавляет от земных зависимостей.

— «НИ»: расскажите о сегодняшнем среднестатистическом обитателе работного дома.

— Они все разные, жизненные ситуации тоже разные бывают. Но, хорошо, попробую. В классические схемы трудовой эксплуатации сегодня попадает в основном мужчина средних лет, как правило, из другого региона или другой страны, который оказался на чужбине в поисках лучшей жизни, приехал в большой город — заработать. А дальше есть «вилка»: любители выпить и обычные люди, — рассказывает Арина.

У любителей выпить история попадания в рабство начинает со стандартной утренней ситуации: проснулся на лавочке без денег и документов, и через какое-то время — на вокзале или на автобусной остановке к нему подходят вербовщики, или же — оказавшись в этом кризисе один на один с собой он самостоятельно приходит к мысли: а может не так уж и плохо, если кто-то и выбраться из запоя поможет, и еще и денежку хоть какую-то заработать удастся.

Не злоупотребляющие алкоголем люди тоже оказываются в этих работных домах, и это совсем не редкость. Искали-искали работу и вот поехали, как им кажется, трудоустраиваться. На месте у него просят паспорт и документы — якобы для оформления трудового договора, а потом говорят, что пока что оставили их у себя на сохранение. Могут отобрать средства связи (сославшись на внутренние правила нахождения на рабочем месте). Дальше — собственно, вывозят на рабочее место и рассказывают, какие будут трудовые обязанности. В городах это чаще всего стройки, ремонтные работы, если человек в электрике и сантехнике знает толк, еще что-то узкоспециализированное может делать — совсем замечательно, пристроят по профилю! В сельских работных домах, на юге — это могут быть фермы или сельское хозяйство, в Дагестане — кирпичные заводы.

Физическое насилие в работных домах сменилось на психологическое. Но это не менее страшно

— «НИ»: И вот проходят дни, и недели, и человек начинает спрашивать — «Где мои ежедневные выплаты?» Что ему отвечают?

— «Где моя зарплата?» Могут ответить, что заплатят по окончании подряда, или, еще вариант: «Какие еще выплаты? Ты тут живёшь бесплатно, мы тебя итак кормим-поим, сигареты даём, дорогу тебе оплатили, рабочую форму купили. Ты пока что ничего и не заработал!» Могут сказать человеку, что он за что-то оштрафован. Неправильно выполнил работу, не следовал инструкциям — изобретательности нет предела. Не то что зарплату не дадим, вообще не выпустим отсюда, пока не отработаешь ДОЛГ!

Самая большая сложность борьбы с работными домами в том, что сами люди не читают договоры, которые подписывают. Волонтеры «Альтернативы» не раз оказывались на территориях рабства, вызывали на место полицию, и прочитавшие договоры сотрудники полиции подзывают «работников» и спрашивают в лоб: «Ты договор читал? С чего решил, что тебе здесь должны платить? Никакие деньги по этому соглашению вообще никем и никогда не обещались».

Конечно, такой договор ни один из судов потом не признает действительным, но и предмета для разбирательств у полиции, прокуратуры и трудовой инспекции тут нет, поскольку отношения между людьми совсем не трудовые. В лучшем случае там будет фигурировать соглашение об оказании помощи.

— «НИ»: Почему люди не могут покинуть работные дома? Насколько часто угрозы рабовладельцев имеют реальные страшные последствия?

— Раньше в работных домах было намного больше физического насилия. На этих территориях действительно строили мирок по понятиям, а многие руководители были выходцами с зоны — с большим стажем «административной работы». Эксплуататоры придумывали и навешивали на человека невыполнение неких святых обязанностей и пожизненный долг, а если он сбегал — находили его и физически показательно истязали.

Сегодня почти что все основные методы удержания людей в работных домах трансформировались в психологическое насилие. Вам там будут рассказывать о больших связях в правоохранительных органах. Если к тому же человек из Белоруссии, Украины или Узбекистана — достаточно дать понять, что участковый найдет его в любом уголке, в любом пристанище, куда бы он дальше ни сбежал. Он — этот фантомный участковый и все соседи заодно — уже будут в курсе о его нелегальном пребывании в стране, о его нелегальной работе. «Ты — нелегальный мигрант, я тебя сдам, тебя поймают и посадят». На людей, не знающих местных законов, это оказывает решающее воздействие. Текущее место начинает казаться «островком безопасности».

Людям без семьи и родственников, без друзей долго и упорно внушают, что они больше никому на этом свете не нужны, что нигде их не ждут, и идти-то им совершенно некуда.

Со временем воля подавляется, и человеку начинает казаться, что не всё уж так плохо в его королевстве и остаётся на своём «нагретом местечке». В дальнейшем, даже если у человека возникает острое желание «рыпаться», рефлексы уже отработаны: «выученная беспомощность».

— Сейчас всё становится намного мягче, нежнее, и выясняется: чтобы удерживать человека, совсем необязательно его бить! И неизвестно — хорошо это или плохо. Вроде меньше насилия, меньше физического воздействия — и хорошо. С другой стороны, ровно этот же фактор — делает преступления об использовании рабского труда, эксплуатации и насильном удержании людей практически недоказуемыми. Сложно доказать, что человек находился в безвыходном положении. На цепях же не держали? Не держали. Перемещаться в пространстве мог? Мог. С голоду и жажды и от болезней не помер? Не помер. Этим и пользуются современные рабовладельцы, — комментирует Арина.

— Почему уголовная статья «Использование рабского труда» у нас есть, а провоприменения по ней нет, даже когда есть очевидные случаи?

— Эта категория преступлений у нас действительно считается самой латентной. Я бы назвала несколько причин. Во-первых, нет хорошо сформированной судебной практики по таким делам. Это притягивает человеческий фактор: сотрудники правоохранительных органов не заинтересованы работать по этим статьям, поскольку им непонятно, как копать, какие доказательства собирать и какие вообще признаки нужно тащить, чтобы состав считался сформированным. Наобум в суд заходить неохота — а где гарантия, что выгорит? Потерянное время, потерянные показатели.

Ну, и, в-третьих самое главное. Вот мы на рабской фабрике, вот перед нами раб. Но перед нами также стоит и эксплуататор, и они рассказывают две диаметрально противоположные истории.

Просивший о помощи раб после многочасового допроса выходит из полицейского участка вместе с тем, кто его удерживал, и ночевать он пойдет к нему же. Системы предоставления ему убежища и госзащиты как свидетелю потенциального преступления у нас нет. Оснований для немедленного ареста эксплуататора на этапе объяснительных еще тоже нет (не собрано доказательств) и совершенно непонятно — а будет ли вообще возбуждено уголовное дело?

Кроме того — вот раб смотрит на нас, волонтеров. Мы ему кто? Люди, которых он видит впервые, ну, его родственники, в лучшем случае, попросили нас его отыскать. Никакого доверия к внезапным защитникам у него нет. Человек думает: «Неизвестно еще, куда эти новые люди меня отвезут — может быть там будет еще хуже. Идти мне сегодня действительно некуда, а поесть и поспать хочется прямо сейчас».

У этих людей часто нет веры, что всё плохое быстро закончится и станет существенно лучше… Нет осознания своих прав. Поэтому, часто бывает, что даже после долгого пути разбирательств и судов человек вдруг заявляет, что по большому-то счёту ЕГО ВСЁ УСТРАИВАЕТ! Где-то бы зиму переждать, да тарелку раз в день наполнить, да поспать прилечь. Пусть и в ноль заплата, главное — не бьют. И вот на этапе достижения человеком такого самоощущения, какую-то помощь ему навязывать бессмысленно. Рабство тут заканчивается, и начинается по сути договор: мы тебе — еду и ночлег, а ты слушаешь наши правила.

— Существует ли в мировой практике какая-то простейшая «дорожная карта» по профилактике работных домов, которая применима к России?

— В России нет института, направленного на реабилитацию и социализацию людей, прошедших через трудные жизненные ситуации. Нет, как я уже говорила, наработанной правоохранителями и судами базы, на которую можно опираться, чтобы отрабатывать уже выявленные очаги рабской эксплуатации. Ну, и третье: нет системы, которая бы помогала таким людям уже после пережитых сложных обстоятельств понимать, а как дальше можно привести себя в норму жизни, где дальше можно работать и жить в нормальных условиях и как сделать так, чтобы не упасть дважды в одну яму. Вот это те опоры, над которыми стоит работать для разрешения проблемы по существу.